Для меня трансцендентальность это не то,
когда я смотрю за горизонт на Неведомое,
а когда я на себя гляжу из-за горизонта 😉
Рубрика: Проза
Заметки на полях
Явно встревоженный проявлениями явного нездоровья, глядя внимательно, как терапевт на кашляющего ребенка, он переспросил Комо эста — как дела, сам себя немедленно успокоил неуверенным «бьен» — хорошо — и ушел встревоженной походкой. Весь день я проблуждал по берегу океана, терзаемый сомнениями… А на обратной дороге на мое приветственное «олла!» услышал от встречного путника «бонжур» и понял, что на самом деле все не так плохо. И мир устроен гораздо сложнее, чем кажется с утра…
После третьего бокала рома
После третьего бокала рома, сидя в компании иноземцев, внезапно понял, что человек, который постоянно восклицает «О, май гад!» просто не любит месяц май…
Чтобы быть крестоносцем
Чтобы быть крестоносцем, иногда достаточно просто нести свой крест.
Иногда
Иногда, чувствуя себя в своей тарелке, слишком поздно понимаешь, что ты в гостях у людоеда.
Только мастеровитый
Только мастеровитый мужчина знает, чем болгарка от киянки отличается
Три
Это было истинно, это было понятно. Текущий мимо мир вымывал что-то мелкое и уносил в завтра. Должно быть это была душа, или Бог, или то, чем они становились одним внутри. отличные снаружи. Или то, чем они становились завтра. Текущий мир вымывал, вздымая муть, что-то важное. И их становилось меньше в сегодняшнем дне.
Пока они поняли меня, их практически не осталось вовсе.
Я сошел с ума. к стоящим на остановке.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Их было три — неразделимо. Привычно и неразделимо, как три тела, тристия. Как Слово, Касание и Человек. И кто из них порождал кого не было важно. И это был разговор и это было возвращение. От блуда логик. В первопричинное, дословное.
Где великая Мутер Муть помогает понять не отвлекая лживой ясностью.
Где еще нет света, кроме как внутри, отчего и не слепит.
Не слепит голема из глины свет.
Игрой теней.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Первым из трех был Он. А вторым — Был. Поэтому мне было совершенно естественно Третьим. Иначе разговор был бы удушливым костром из сырых вербальных веток, наломанных людьми из чащи всего. Привычно. Иначе разговор бы не разговрел.-
Сыро.
Воронно. Лисно. — Не разговор. Горлом — каррлики мысли.
Разговор отличается от любви чопорностью и ханжеством. И, пока отличается, не имеет смысла. А люди отличаются от любви Верой и Надеждой. Или отбиваются от Любви Верой и Надеждой на Завтра. Откладывая Любовь на потом, как яйца.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Я сошел с ума. к стоящим на остановке.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Их было три — неразделимо. Привычно и неразделимо, как три тела, тристия. Как Слово, Касание и Человек. И кто из них порождал кого не было важно. И это был разговор и это было возвращение. От блуда логик. В первопричинное, дословное.
Где великая Мутер Муть помогает понять не отвлекая лживой ясностью.
Где еще нет света, кроме как внутри, отчего и не слепит.
Не слепит голема из глины свет.
Игрой теней.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
* * *
Их было три — неразделимо. Привычно и неразделимо, как три тела, тристия. Как Слово, Касание и Человек. И кто из них порождал кого не было важно. И это был разговор и это было возвращение. От блуда логик. В первопричинное, дословное.
Где великая Мутер Муть помогает понять не отвлекая лживой ясностью.
Где еще нет света, кроме как внутри, отчего и не слепит.
Не слепит голема из глины свет.
Игрой теней.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Первым из трех был Он. А вторым — Был. Поэтому мне было совершенно естественно Третьим. Иначе разговор был бы удушливым костром из сырых вербальных веток, наломанных людьми из чащи всего. Привычно. Иначе разговор бы не разговрел.-
Сыро.
Воронно. Лисно. — Не разговор. Горлом — каррлики мысли.
Разговор отличается от любви чопорностью и ханжеством. И, пока отличается, не имеет смысла. А люди отличаются от любви Верой и Надеждой. Или отбиваются от Любви Верой и Надеждой на Завтра. Откладывая Любовь на потом, как яйца.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
К стоящим на остановке. Сознания.
Последней попытки опередить себя.
Успеть до успения.
Проснуться.
Номер 380
Мутной краской и дрожащей рукой на ее ободранном боку выведен номер 380. Номер, отделяющий будку от остальных неучтенных и несочтенных предметов, населяющих мой двор.
Номер, дающий будке индивидуальность и имя.
Номер, позволяющий мне вспомнить собственный возраст путем несложной операции отбрасывания нуля. И, путем отбрасывания одеяла, наконец-то полностью смять плавность недоприснившихся движений, еще колышащих мир на самой кромке взгляда, на самой границе видимого мира.
— Интересно, который сейчас час?,- в голове проворачивается первое колесико.
— Ирина Петровна, уже половина десятого. Ждать вас или нет? — кричит во дворе некто, не имеющий для меня иного смысла, кроме смысла говорящих часов. Я отсекаю его судьбу, его жизнь, его непунктуальную Ирину Петровну. Я отсекаю все лишнее до голого остова смысла — половина десятого.
Обычный день, обычное чудо, обычная жизнь.