Но приезжают "варяги" из Питера и Москвы, собирают полные залы, и оказывается, что стенания о гибели авторской песни имеют весьма провинциальную природу: просто нет сейчас в Украине поэта, способного песенным словом объединить разобщенных катаклизмами людей. Ведь в авторской песне более значим уровень личности, уровень таланта, а не стоимость коммерческой раскрутки, как в эстраде. Не могу сказать, что в России у бардов нынче пик популярности, но возрождение интереса к песенной поэзии, даже бум наблюдается.
И после ухода Высоцкого и Окуджавы, Галича и Визбора, один из тех, кто сохраняет высокое место на песенном Олимпе - это Дольский. Сан Саныч. Его недавний концерт в ДК КПИ собрал и давних почитателей певца, и совсем юных.
- Сан Саныч, в вашем концерте прозвучало много новых песен, но часть, на мой взгляд, наиболее сильных, вы не исполнили. Почему?
- Одно дело - написание песни, и совсем другое - ее исполнение в концерте. У меня есть совсем новые вещи, которые больше похожи на изыскания по философии, или же слишком непривычные по форме. Поэтому в концерт я их не вставляю: для публики тяжеловато. Все-таки, когда люди приходят в зал, должен быть праздник, отдых, какая-то радость. Был период, когда я пел только новые песни, из-под пера. И терял контакт с залом. Поэтому приходится всегда учитывать эффект узнавания, и петь что-то из собственной "классики". Привычный образ - штука тонкая.
- Когда вы исполняете свои джазовые песни, вы производите впечатление человека-оркестра.
- Джазом я занимался с детства, даже играл в профессиональной группе. Когда я жил в Свердловске, в десятом классе на каникулах меня встретили знакомые джазисты и сказали: "Давай к нам! У нас гитарист уволился". А гитариста звали Владимир Мулявин, представляете? Потом в институте играл, в Уральском политехническом, а когда появился в авторской песне с джазом и рок-н-роллом, на меня начали давить сами же барды! Им не нравилась и моя профессиональная гитара, и независимость, неучастие во всяких кланах и группировках, которых хватает везде.
- Помнится, некие блюстители чистоты жанра из Казани сожгли ваше чучело: не то, мол, и не так пишете...
- Было дело. А записок дурацких сколько я получал на концертах! Потом появились другие певцы, не вписывающиеся в некие рамки, и огонь блюстителей перешел на них. А в целом - эти все размежевания столько вреда принесли и року, и авторской песне! Я не стремился соответствовать какому-либо жанру, это уж как Бог на душу положит. Я просто занимался стихами, музыкой, по-актерски что-то стало само собой получаться. Мне кажется, что у каждого из авторов, более-менее выразившего свой мир - свой жанр. У Высоцкого, у Окуджавы, у Шевчука, у Гребенщикова. Надо сравнивать личности, а не жанры.
- Расскажите о вашей работе у Аркадия Райкина.
- В 79-м году я переехал из Свердловска в Питер, мои шуточные песни показали Райкину, и Аркадий Исаакович предложил работать в его театре. По сути, моя роль была чисто физиологической: я выходил попеть, чтобы у зрителей мышцы живота отдохнули после хохота.
Кто я был для него? Казалось бы, посторонний человек, он не превозносил мои песни, не слушал их днями и ночами, но почему-то я чувствовал от него такую любовь, которой и не заслужил. Если бы не он, ни одна моя пластинка в те времена не вышла: он сам, по своей инициативе хлопотал, какие-то письма писал.
Когда в конце спектакля мы выходили на поклон (а он все время был на сцене, все три часа), я видел профиль Райкина, видел его глаза - он был смертельно уставшим. И понимал, что ему осталось очень недолго...
Был я знаком и с Галичем. На знаменитом фестивале в 68-м году в новосибирском Академгородке, когда Галич в первый и последний раз выступал на официальной сцене, он приметил меня, совсем еще юного мальчика с гитарой. Приезжал ко мне в Свердловск, просил показать Ипатьевский дом, где расстреляли царское семейство. Под воздействием обаяния Галича я написал многие свои сатирические песни.
- Вы помните свой первый выход на сцену?
- О!.. Моя мама окончила балетную школу в Ленинграде и поехала в оперный театр в Свердловск. В первый раз я вышел на сцену Оперного, когда мне было 9 лет. Я пел в хоре мальчиков в "Пиковой даме" и в "Кармен". Должен сказать, что Чайковский более гуманный композитор, чем Бизе: у Чайковского дети поют только в первом действии, а у Бизе - и в первом, и в последнем, приходилось находиться в театре до 12 ночи. Потом учился в Уральском политехе, там же, где Ельцин, на том же факультете, и по той же специальности. Раньше я этим гордился, а теперь - не знаю... Кстати, самодеятельность там была просто фантастическая! Из Уральского политехнического вышло огромное число художников, поэтов, музыкантов, рок-певцов, артистов, политиков. Рыжков там учился, Бурбулис...
- У меня в 80-х годах был ряд социальных песен, и вот за них-то, на волне первой избирательной эйфории, меня и выдвинули в кандидаты народные депутаты - еще СССР. В итоге на мое место выбрали Собчака. Но я не жалею: все это оказалось огромным фарсом. Вот и Собчака сейчас пинают.
- Сан Саныч, одно время ваши стихи и песни изучали в российских школах. Как это произошло?
- Да, во время перестройки мои стихи включили в школьный курс современной литературы. Может, и сейчас изучают школьники мою лирику, а может, перешли на Гребенщикова.
- И все-таки, главное ваше дело, конечно - концертные выступления. Часто ли бывают у вас большие концерты?
- В начале 90-х годов, скажем, я в России вообще почти не давал концертов. Только в Америке, Израиле, Германии, Австралии. А сейчас настало иное время: чаще выступаю здесь, в России, в Украине. Хотя Украина - отдельное государство, но я говорю: "здесь", потому что Украина для меня - такая же родная. Да, конечно, Украина должна быть самостоятельной, но она для нас в России не становится менее родной, и дикого размежевания быть не должно. А что касается моих выступлений - видите, по-прежнему ко мне на концерты приходят тысячи людей, хотя моя манера петь вроде бы предполагает камерную, почти домашнюю обстановку. И очень приятно видеть среди этих тысяч зрителей столько молодежи!