Трамвай качается, как пьяный постовой.
Трамвай по чайной едет чудо-мостовой.
Коричневатой ватой прелая листва.
В заварке осени как ложечка — трамвай
Перемешает медь и муть осенних дней.
Лишь мы с тобой останемся на дне…
Інтегральний Художник Володимир Харченко
Художник, фотограф, письменник
Трамвай качается, как пьяный постовой.
Трамвай по чайной едет чудо-мостовой.
Коричневатой ватой прелая листва.
В заварке осени как ложечка — трамвай
Перемешает медь и муть осенних дней.
Лишь мы с тобой останемся на дне…
Я гениальнейший поэт
На этой улице пустынной!
Хотя, деревья, проживающие тут,
Со мной поспорить бы могли
по части рифмы.
Ах, как они рифмуют листья
С травою, с осенью, с дождем…
Теряем рифмы, братцы,
и слова теряем
И грани тонкие стираем между собой.
Я вспомнил,
Я ведь был один из вас,
Когда еще вас не было на свете!
Я высох в соль, хрупок,
Но пение пенное,
Пиная песок,
Творение воспоминая,
Тебя обнимает,
И, ноги твои обминая,
Ваяет твой след,
Заливая в песок
Горячую бронзу
Осоленных ног.
Асоль…
О море — шиповник
Шикующий щедрый
Шершавой щетиной
Осеннего ветра
Соленой
К щеке прикасаясь
Асоль
Проходишь
Как время…
Струится песок
В песочных ячейках
Отчаянно чайки
Кричат мне —
А чей Ты
Я соль
На губах
У Ассоль —
Только привкус
От вечности
Моря
и
Мира.
Человек идет по крыше
И глядит во все глаза.
Человек из дома вышел
Тридцать восемь лет назад.
(Выходил он постепенно,
Раньше вышел из себя,
А потом и хлопнул дверью…
Вот как было,
Стало быть…)
Человек идет по крыше,
Оставляя позади
Жен и женщин,
Черных, Рыжих,
С Родинкою на Груди…
Погоди — кричат девицы,
Погоди — жена вопит…
Впрочем — им все это снится,
Человек один не спит
И, откинув одеяло,
Не откинув копыта,
Человек идет сначала,
До последнего листа,
И себя перелистая,
Прочитав две-три главы,
Он погонит птичьи стаи
Сквозь чердак своей главы…
Через тесное оконце
Вылезая в пустоту,
Он ползет навстречу солнцу
…и последнему листу.
Вот он вышел,
Вот он выше,
Чем положено телам,
Значит, все-таки он вышел!
Значит, — вышло у него!
Из книги «Человек идет по крыше»
Киев, Издательство «Факт», 2009.
Стоящий буквою Омега
И Альфой бывший человек,
Непарной тварью из ковчега
Быть суждено тебе вовек.
Ты, ноя, проклинаешь Ноя,
И, рухнув в полумертвый снег,
Ты чувствуешь своей спиною,
Как кружится земля-ковчег,
В холодный космос утопая….
Ты пишешь мне из жизни иной.
Письмо.
Пальцем, по моей спине.
Мы рядом лежим.
Но ты так далеко, что иные письма не доходят
В ту жизнь, в которой я теперь живу.
И я боюсь повернуться, увидеть — исчезнешь
И оставишь письмо неоконченным.
Как мы оставили непочатым
Бокал
Судьбы
Налитый на двоих…
Ты пишешь пальцем по спине
Письмо
В котором все, что не сказала
Все что
Друг другу мы уже не скажем
Наш разговор – руками –
Вот письмо допишешь,
Оденешь платье и вуаль печали
И наши руки, в воздухе всплывая,
В прощальном жесте
Нас разъединят.
Вот ведь смешно –
Протянутые руки
К друг другу –
Нас разъединят.
И мы вернемся в свои жизни
Ввернемся в одиночества свои, как в одеяла,
Которые привычней
И теплее
Чем холод
Обнаженных душ
Наедине.
Дописано письмо…
Нет, просто кончилось тепло
Которым ты писала…
А вьюга мглою небо кроет
И платье городу кроит
И снег осинным злобным роем
За бедным путником летит,
В лицо впиваясь, жалит, жалит.
А ветер в высоте шалит,
И, с гулких крыш срывая шали,
Их распускает… И летит
За нитью нить холодной пряжи,
В клубок свиваясь у трубы.
Весь город взнуздан, и упряжа
Его осадит на дыбы.
И он замрет, как Всадник Медный,
Касаясь челкой мутных туч,
Метель, насвистывая модный
мотив, закружит пустоту,—
И стихнет… И, взвалив на плечи,
Дырявый облачный мешок,—
Уйдет. Зима. День первый. Вечер…
И видит Бог, что это хорошо!
Сколько я молчал не молчанием,—
Говорлив, бурлив был ручей речей,—
Я за ним хранил, опечаленный,
Опечатанный сейф души моей
За мешочками со смешочками,
За замочками да примочками,—
За распорами,- на раз спорами,—
Вроде — глянешь,— я спорю, настаиваю
А прищуришься через марево,—
Я сижу молчу,
А то и вовсе ушел…
Здесь небо подпирают арки…
Столь грязные,—
что даже не заметны
на фоне зимних вялых туч.
Здесь, в старом позабытом парке
Паденья звук монеты медной
Прозрачно звонок и летуч,
И, кажется, что он само движенье
В недвижном белом окруженьи
В кандальный лед окованных ветвей…
Он полузвон и полушорох
И свет взрывается как порох,
Когда лишь луч коснется льда…
II
…Тсс! Тише! Спящая Вода
Здесь, во дворце Зимы
Иглой мороза палец уколола
И уснула…
Странное слово — люблю —
Как-будто из глины…
леплю
Как будто впервые
леплю
и лепечут
мокрые пальцы
о влажное тело
о глинное тело
Творение… Верно?
И нервные пальцы
к лицу прикасаясь
творят
и творятся
и Мир возникает
из наших касаний
и мы возникаем
из наших касаний
в сумерки
в Мир.
В шестой день творенья…
где имя твое
я узнал
от себя