У рифмы вечно на посту.
Он не поэт,— подкидыш
в высоту.
Деньги
Ко мне зашли сегодня деньги…
Им повезло
Я
оказался дома.
У него
У меня впереди — Жизнь,
У него впереди — день.
У меня позади — Жизнь,
У него позади — тень…
Шел дождь
Шел Дождь,
а я на встречу шел
и Дождь прошел
и не кивнул
в ответ
Я с утра принимаю душ
Я с утра принимаю душ,
ощущая себя как в раю.
Петр в Раю принимает душ,
а когда нибудь — и мою..
Весна…
Весна…
От долгого стоянья
У снежной бабы
ноги затекли…
Три
Это было истинно, это было понятно. Текущий мимо мир вымывал что-то мелкое и уносил в завтра. Должно быть это была душа, или Бог, или то, чем они становились одним внутри. отличные снаружи. Или то, чем они становились завтра. Текущий мир вымывал, вздымая муть, что-то важное. И их становилось меньше в сегодняшнем дне.
Пока они поняли меня, их практически не осталось вовсе.
Я сошел с ума. к стоящим на остановке.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Их было три — неразделимо. Привычно и неразделимо, как три тела, тристия. Как Слово, Касание и Человек. И кто из них порождал кого не было важно. И это был разговор и это было возвращение. От блуда логик. В первопричинное, дословное.
Где великая Мутер Муть помогает понять не отвлекая лживой ясностью.
Где еще нет света, кроме как внутри, отчего и не слепит.
Не слепит голема из глины свет.
Игрой теней.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Первым из трех был Он. А вторым — Был. Поэтому мне было совершенно естественно Третьим. Иначе разговор был бы удушливым костром из сырых вербальных веток, наломанных людьми из чащи всего. Привычно. Иначе разговор бы не разговрел.-
Сыро.
Воронно. Лисно. — Не разговор. Горлом — каррлики мысли.
Разговор отличается от любви чопорностью и ханжеством. И, пока отличается, не имеет смысла. А люди отличаются от любви Верой и Надеждой. Или отбиваются от Любви Верой и Надеждой на Завтра. Откладывая Любовь на потом, как яйца.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Я сошел с ума. к стоящим на остановке.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Их было три — неразделимо. Привычно и неразделимо, как три тела, тристия. Как Слово, Касание и Человек. И кто из них порождал кого не было важно. И это был разговор и это было возвращение. От блуда логик. В первопричинное, дословное.
Где великая Мутер Муть помогает понять не отвлекая лживой ясностью.
Где еще нет света, кроме как внутри, отчего и не слепит.
Не слепит голема из глины свет.
Игрой теней.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
* * *
Их было три — неразделимо. Привычно и неразделимо, как три тела, тристия. Как Слово, Касание и Человек. И кто из них порождал кого не было важно. И это был разговор и это было возвращение. От блуда логик. В первопричинное, дословное.
Где великая Мутер Муть помогает понять не отвлекая лживой ясностью.
Где еще нет света, кроме как внутри, отчего и не слепит.
Не слепит голема из глины свет.
Игрой теней.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
Первым из трех был Он. А вторым — Был. Поэтому мне было совершенно естественно Третьим. Иначе разговор был бы удушливым костром из сырых вербальных веток, наломанных людьми из чащи всего. Привычно. Иначе разговор бы не разговрел.-
Сыро.
Воронно. Лисно. — Не разговор. Горлом — каррлики мысли.
Разговор отличается от любви чопорностью и ханжеством. И, пока отличается, не имеет смысла. А люди отличаются от любви Верой и Надеждой. Или отбиваются от Любви Верой и Надеждой на Завтра. Откладывая Любовь на потом, как яйца.
Их было три — или касания или человека, или того, чем становится человек после касания;
или того, чем становится касание после человека — недовоспоминание? полутепло?
Привет! — я прикоснулся словом к молчанию их — так губами к щеке касаются,
Я вернулся!
* * *
К стоящим на остановке. Сознания.
Последней попытки опередить себя.
Успеть до успения.
Проснуться.
Номер 380
Мутной краской и дрожащей рукой на ее ободранном боку выведен номер 380. Номер, отделяющий будку от остальных неучтенных и несочтенных предметов, населяющих мой двор.
Номер, дающий будке индивидуальность и имя.
Номер, позволяющий мне вспомнить собственный возраст путем несложной операции отбрасывания нуля. И, путем отбрасывания одеяла, наконец-то полностью смять плавность недоприснившихся движений, еще колышащих мир на самой кромке взгляда, на самой границе видимого мира.
— Интересно, который сейчас час?,- в голове проворачивается первое колесико.
— Ирина Петровна, уже половина десятого. Ждать вас или нет? — кричит во дворе некто, не имеющий для меня иного смысла, кроме смысла говорящих часов. Я отсекаю его судьбу, его жизнь, его непунктуальную Ирину Петровну. Я отсекаю все лишнее до голого остова смысла — половина десятого.
Обычный день, обычное чудо, обычная жизнь.
1998.03. Персональная выставка Метаграфии. Вступление
1998 год, март.
Галерея «ЕЗ». Киев, Украина.
Персональная выставка “Метаграфии. Вступление”.
Выставка проходила в уютной и тихой галерее прекрасного художника и ювелира Евгения Заварзина. И он сам душевной своей теплотой наполнял всю галерею, поэтому те дни, когда была выставка, я находился там с большим удовольствием, наблюдая посетителей, пришедших поглядеть на мои картины.
На этой выставке я впервые столкнулся с явлением, которое потом наблюдал часто на других своих выставках. Один из посетителей, неспешно шагавший мимо работ, развешенных на стенах, внезапно остановился возле одной картины и так стоял, вглядываясь неё, может час, может два — до самого закрытия галереи. И, уже уходя, обернулся и спросил — а можно я завтра опять приду постоять у той работы…